Однако, даже не зная в деталях конкретных свойств сверхплотной плазмы при высоких температурах, можно предположить, что, начиная с температуры
чуть меньше 1012 К, ее характеристики удовлетворяли условиям, перечисленным в начале этого раздела. Иначе говоря, при температуре около 1012 К материя
во Вселенной была представлена электрон-позитронными парами (е-, е+); мюонами и антимюонами (м -, м +); нейтрино и антинейтрино, как электронными (v е, v
е), так и мюонными (v м, v м) и тау-нейтрино (v t, vt); нуклонами (протонами и нейтронами) и электромагнитным излучением.
Взаимодействие всех этих частиц обеспечивало в плазме состояние термодинамического равновесия, которое, однако, изменилось по мере расширения
Вселенной для различных типов частиц. При температурах меньше 1012 К первыми это «почувствовали» мюон-антимюонные пары, энергия покоя которых
составляет примерно 106 МэВ8. Затем уже при температуре порядка 5.109 К аннигиляция электрон-позитронных пар стала преобладать над процессами их
рождения при взаимодействии фотонов, что в конечном итоге привело к качественному изменению состава плазмы. Начиная с температур Т < 109 К, основную
роль в динамике расширения Вселенной стали играть электронные, мюонные и тау-нейтрино, а также электромагнитное излучения.
Как же перераспределилась энергия, которая была «запасена» на лептонной стадии в массивных частицах? Оказывается, она пошла на «нагрев»
излучения, а вместе с тем и частиц, находящихся при температурах больше 5.10 9 К в равновесии с излучением. Действительно, небольшое увеличение
плотности фотонов, вызванное аннигиляцией мюонов и антимюонов, автоматически приводит к увеличению концентрации электрон-позитронных пар, которые
взаимодействуют с фотонами в реакции Y + Y е- + е+. В свою очередь, электроны и позитроны могут рождать пары нейтрино и антинейтрино.
Таким образом, весь избыток энергии мюонов после их аннигиляции перераспределится между различными компонентами плазмы. Подобная
«перекачка» энергии массивных частиц ко все более легким должна была осуществляться лишь до тех пор, пока не стали аннигилировать самые легкие
заряженные лептоны — электроны и позитроны, которые в последний раз «подогрели» излучение при температуре около 5.109 К. После этого момента
доминирующую роль в расширении Вселенной играло электромагнитное излучение, и лептонная эра «температурной» истории космической плазмы сменилась
эрой преобладания радиации.
Фактически именно в этот период при температурах плазмы около 5.109 К произошло формирование равновесного спектра электромагнитного излучения,
дошедшего до нас в форме микроволнового реликтового фона. Именно в ходе аннигиляции электрон-позитронных пар практически вся энергия, запасенная в
этом компоненте, была передана электромагнитному излучению, плотность энергии которого увеличилась. Оставшиеся от эпохи аннигиляции электроны,
сталкиваясь с квантами излучения, участвовали в обмене энергией между подсистемами плазмы. Кроме того, столкновения электронов с протонами
сопровождались высвечиванием квантов, в результате чего спектр электромагнитного излучения должен был стать характерным для равновесного
распределения.
Уже в конце эпохи доминирования радиации при температурах, близких к 104 К, взаимодействие свободных электронов с протонами сопровождалось
образованием атомов водорода и уменьшением доли свободных носителей электрического заряда. При этом рассеяние квантов на электронах становилось
все менее эффективным и, наконец, начиная с периода, характерного падением температуры ниже 3000 К, распространение фотонов осуществлялось
практически свободно. Температура электромагнитного излучения после его отделения от плазмы уменьшалась лишь вследствие расширения Вселенной,
которое смещало спектр квантов в миллиметровый и сантиметровый диапазоны.
Этот микроволновый фон является, таким образом, своеобразным отпечатком ранних высокотемпературных стадий эволюции Вселенной — реликтом,
доказывающим, что в прошлом эта подсистема определяла основные характеристики космологической плазмы. Однако помимо фона микроволнового
излучения, до нас должен был дойти еще один «отзвук» радиационно доминированной эры расширения Вселенной. Речь идет о ядрах и изотопах легких
химических элементов, образование которых в рамках модели Большого взрыва должно было произойти примерно за миллион лет до эпохи отделения
вещества от излучения.
История вопроса о происхождении химических элементов восходит к пионерским работам основоположника теории «горячей Вселенной» Г. А. Гамова.
Задача, которую ставили перед собой Г. А. Гамов и его сотрудники в конце 1940-х годов, с позиций сегодняшнего дня представляется неразрешимой. Авторы
надеялись с помощью процессов слияния протонов и нейтронов в ядра химических элементов объяснить происхождение практически всех элементов таблицы
Менделеева еще на ранних этапах расширения Вселенной. В те годы, когда ядерная физика делала буквально первые шаги, еще не было известно, что в
природе не существует стабильных ядер с атомными весами А = 5 и А = 8, а цепочка последовательных присоединений протонов и нейтронов с образованием
дейтерия, гелия-3, трития и гелия-4 имеет обрыв уже буквально на следующем шаге.
Г. А. Гамова вдохновляла еще одна, как теперь ясно, неверная предпосылка. В те годы постоянную Хаббла считали в 5 – 10 раз большей, чем находят
сейчас. Отсюда следовало, что возраст Метагалактики должен был составлять лишь несколько миллиардов лет, т. е. столько же, сколько, согласно
геологическим данным, «живет» Земля. Поэтому казалось, что все химические элементы «от мала до велика» должны были сформироваться в едином
процессе космологического нуклеосинтеза, если, конечно, предполагать, что Вселенная в прошлом была горячей. Г. А. Гамов предсказал и современную
температуру реликтового излучения — порядка 5 К, как видим, значение, весьма близкое к действительности.
На самом же деле из-за того, что возраст Метагалактики на порядок больше, чем предлагал Г. А. Гамов, в термоядерном котле горячей Вселенной успели
бы «сварится» только самые легкие элементы (до гелия, а возможно, до лития включительно). Затем температура упала вследствие расширения настолько,
что дальнейший синтез элементов должен был остановиться. Более тяжелые элементы, как теперь предполагают, образовались в термоядерных реакциях в
недрах звезд и при вспышках Сверхновых.
Как часто случалось в истории науки, несмотря на неверные предпосылки, Г. А. Гамов «угадал» горячее прошлое Вселенной, триумфально
подтвержденное открытием реликтового радиофона. Каким же образом в высокотемпературной плазме формировался изотопный состав догалактического
вещества? Оказывается, одну из главных ролей в этом процессе играли реакции слабого взаимодействия электронных нейтрино и антинейтрино с протонами и
нейтронами. Еще на лептонной эре расширения Вселенной при температуре выше 1010 К столкновения нейтрино vе, vе с протонами р и нейтронами n
эффективно перемешивали эти частицы в реакциях.
Начиная с температуры 1010 К, характерное время этих реакций близко к возрасту Метагалактики, поэтому они приостанавливаются. Расчеты
показывают, что к этому моменту концентрация нейтронов стала меньше концентрации протонов из-за небольшой разности их энергий покоя.
Этот контраст «замораживался» практически до тех пор, пока температура не уменьшилась до 109 К. После этого вся последовательность
взаимопревращения нуклонов в ядра 4Не, 3Не, 2Н, 3Н осуществлялась в два этапа. На первом при температурах плазмы порядка 109 К происходило слияние
протонов и нейтронов в ядра дейтерия n+p2 Н+ Y. Расчеты показывают, что до тех пор, пока практически все протоны и нейтроны не связались в ядра
дейтерии гелия-3 (2 Н+ р3 Не+ Y) и трития (2Н+ n3Н+ Y), синтез 4Не происходил крайне неэффективно. После этого в действие вступили столкновения ядер
дейтерия между собой и с ядрами 3Н и 3Не, приведшие к появлению ядер гелия-4, причем длительность этапа синтеза 4Не крайне мала.
Уже при температуре 5.107 К сформировался практически весь первичный химический состав вещества: около 23 – 26 % нуклонов связалось в ядра 4Не;
74 – 77 % по массе составляет водород и лишь 0,01 – 0,0001 % — дейтерий, гелий-3 и тритий. Заслуживает внимания то обстоятельство, что
распространенность дейтерия во Вселенной весьма чувствительна к современной плотности вещества. При изменении рm(0) от 1,4.10-31 до 7.1030 г/см3 его
относительная концентрация (2Н/Н) уменьшается практически на семь порядков. В меньшей мере от величины современной плотности барионов зависит
массовое содержание 4Не, однако и оно возрастает примерно в 2 раза.
Этой особенностью можно воспользоваться для предсказания сегодняшней плотности вещества во Вселенной, если известна наблюдаемая
распространенность космических гелия-4 и дейтерия. Однако значительным препятствием на пути реализации этой программы является искажение первичного
химического состава вещества на стадии существования галактик и звезд. Например, в Солнечной системе измерения дают примерно 20 – 26%-ную вариацию
массовой концентрации 4Не относительно водорода. В солнечном ветре эта величина колеблется еще значительнее — от 15 до 30 %.
Спектроскопические измерения линий поглощения и эмиссии гелия в атмосферах, ближайших к Солнцу звезд, свидетельствуют также о наличии вариаций в
его массовой концентрации от 10 до 40 %.
Присутствие 4Не обнаруживают и в наиболее старых объектах нашей Галактики — шаровых скоплениях, где его распространенность колеблется от 26 до
28 %. Все это, естественно, снижает преимущества использования данных о галактическом содержании 4Не для определения величины современной
плотности вещества, совместимой с моделью Большого взрыва.
В этом аспекте более информативными оказываются данные, получаемые из сопоставления космологической продукции дейтерия и его современной
распространенности в Галактике. В отличие от 4Не этот изотоп лишь выгорает в ходе образования звезд, и, следовательно, сегодня речь может идти лишь об
определении нижней границы его плотности массы. Наблюдения линий поглощения атомарного дейтерия в межзвездной среде, а также регистрация излучения
молекул H D, DC N показывают, что содержание этого изотопа в Галактике составляет примерно в пределах от 0,001 до 0,00001 % от массы водорода. Это
соответствует современной плотности вещества рm(0) = 1,4.10-31 г/см3.
Любопытно, что помимо объяснения химического состава ранней Метагалактики, теория космологического нуклеосинтеза позволяет получить уникальную
информацию о пространственной плотности трудно наблюдаемых частиц, дошедших до эпохи доминирования лептонов от предыдущих этапов
космологического расширения. В частности, основываясь на этой теории, можно ограничить число возможных типов нейтрино, которые в последнее время
стали объектом пристального внимания космологов.
|
