Владимира Немировича-Данченко не раз посещала мысль о создании собственной своеобразной театральной энциклопедии. Однако, несмотря на столь далеко идущие планы, а также то, что этот человек всегда отличался способностью точно формулировать свои мысли, он так и не сподобился зафиксировать свои поистине огромные знания в книгах. А о книге, которая обобщала бы его взгляды на театральное искусство, Немирович-Данченко мечтал. Однако ему так и не удалось хотя бы на время прервать свою режиссерскую и организаторскую деятельность, чтобы использовать освободившееся время для воплощения его мечты в реальность. Не раз и не два он все же принимался за создание книги, им был составлен план будущего произведения, брался он и за написание основ будущих глав. Но все же режиссера влекла больше живая практика. И сколько бы он ни убеждал себя в том, что нужно собрать воедино и подвести итог своему громадному опыту, выполнение этих намерений неизменно отдалялось на неопределенный срок. Так, увлеченный до самого последнего дня жизни театральной деятельностью, Немирович-Данченко оставил книжную затею и всецело отдался любимому делу. Театр был для Немировича-Данченко всем. Он был буквально не в силах оторваться от театрального творчества. Всякий раз, в течение долгих репетиций или бесед с другими людьми, Немирович-Данченко щедро делился своими глубокими мыслями и теоретическими выводами, которые проистекали непосредственно из его реальной практики и всегда были подчинены единому мировоззрению этого человека. Невольно напрашивается вопрос, почему все же К. С. Станиславский, будучи режиссером и практиком, все же сумел с блеском изложить свою уникальную подлинно научную систему создания спектакля и воспитания актера, в то время как обладавший литературными способностями Немирович-Данченко оставил после себя крайне мало теоретических высказываний. Во многом это можно объяснить особенностями биографии режиссера, его творческим путем, индивидуальностью, а также той ролью, которую ему выпало играть в жизни Московского Художественного театра.
Утром 15 августа 1990 г. нашу страну, тогда еще Советский Союз, облетела нелепая весть: в Латвии, на шоссе Талсы – Слока автомобиль «Москвич», за рулем которого ехал с рыбалки кумир молодежи, двадцативосьмилетний поэт и певец Виктор Цой, попал в аварию. С летальным исходом. К тому трагическому моменту Цой стал самым известным человеком в стране: его любили и как музыканта, и как поэта, и как актера. Казалось, что это только начало, что наш герой будет с нами всегда. Альбомы группы «Кино» — а Цой всегда настаивал на своей роли именно «члена группы» — парадоксальным образом обнаруживались в коллекциях меломанов самого разного профиля: и «металлистов», и «депешистов», и панков. А также студентов, школьников, шпаны, да кого угодно. Эти подчас скверно записанные (пятая копия — еще не брак!) альбомы были последними посланцами «магнитофонной культуры», и, безусловно, центральным объектом «пиратирования». В. Цой торопился жить и очень любил жизнь, хотя мало кому признавался — образ «черного рыцаря» не позволял этого. Он всегда был таким угрюмым, каким его привыкли видеть в черно-белом ящике телевизора. Никогда не расставался с черным костюмом и гитарой-шестистрункой. С ним трудно было разговаривать. Он не любил говорить, он любил петь («Моя душа — в моих песнях»). По опросам монгочисленных хит-парадов, он сам и его группа «Кино» занимали только первые места. Главное достоинство последних песен «Кино» — сдвиг авторской позиции с непререкаемого «я» на нервное «мы»: Мы хотели пить, не было воды, Мы хотели света, не было звезды, Мы выходили под дождь и пили воду из луж, Мы хотели песен, не было слов, Мы хотели спать, не было снов, Мы носили траур, оркестр играл туш. Хотя сам В. Цой придерживался такого мнения: «Когда речь идет о песнях, я сторонник слова «я». Оно честнее, нежели «мы».
Как ни банально это звучит, но для того, чтобы проанализировать фотопубликации какого бы то ни было периодического издания, нужно иметь хотя бы общее представление о фотографии. Мы постараемся своими словами изложить эту сложную информацию. Задача трудная, так как раскрыть полностью суть фотографии в нескольких предложениях невозможно, а из оторванных фраз цельного представления не получится. Пожалуй, в цивилизованном мире в настоящее время нет человека, который бы не использовал фотографию в своей повседневной жизни. Почти в любой части города, в любом месте мы зажмуриваемся от постоянных вспышек. Чаще всего другого ценнейший аппарат (в простонародье — «мыльница») попадает в руки неопытных детей. Однако временами можно встретить и настоящую профессиональную аппаратуру внушительных размеров. В соответствии с назначением фотографию делят на любительскую, техническую, учебную, профессиональную, исследовательскую, специальную и т. д.. Технические средства свели к минимуму затраты человеческих усилий для получения достоверного изображения. Теперь любой желающий может фотографировать выбранный объект. Думаю, каждый согласится, что лучшего средства пропаганды, чем фотография, не найти. Конечно, мирный люд больше поверит своим глазам, чем сухоньким словам. Как сама фотография, так и аппаратура для съемки постоянно совершенствуются. В фотоаппараты внедряются элементы микроэлектроники, что позволяет облегчить процесс съемки. Однако цифровые фотоаппараты вместе со своим хорошим качеством — далеко не дешевая штука в нашей стране, поэтому большинству фотолюбителей приходится о них только мечтать.
Поділись з друзями 
